Смотрю на солнце, упорно пробивающееся сквозь дождь за окном и думаю, что не будет, наверное, более запоминающегося 9 мая, чем этот, в год 75-летия Великой Победы.
Ну был бы еще один парад, конечно, более грандиозный, было бы шествие техники, которой, безусловно, стало бы больше и Бессмертный полк наверняка собрал бы рекордное число участников…
Все это, безусловно, запомнилось бы на какое-то время, а потом стерлось из памяти в череде ежегодных торжеств. Дольше всего, наверное, порассуждали, кто из мировых лидеров приехал, а кто – нет, и почему. Да и порассуждаем еще….
А встретить вот так – дома, в тишине, глядя на политую дождем пустую улицу, имея возможность помолчать, подумать, вспомнить. Что мы: дети, внуки знаем о наших родных – участниках той войны, которым и лет-то было меньше, чем многим из нас, ныне живущих? Как понять и прочувствовать, что они как и мы жили, мечтали, любили, растили детей, только на их долю выпало самое страшное из возможных испытаний – жизнь рядом со смертью и смерть ради жизни. И все они – и погибшие, и выжившие – все жертвы той войны, и все – ее герои.
трогательно..детям нашим надо рассказывать про судьбы родных
Да, 9 мая в этом году было очень необычным праздником, но я согласен, может, это и не плохо. Прочувствовали точно лучше.
Колтунович Иван Иванович - "дядя Ваня"
(стоит на фото слева, фото 70-х)
Старший из трех бабушкиных братьев, ушедших на фронт, прошедших войну и вернувшихся домой. Все они прожили долгую насыщенную послевоенную жизнь, но все равно, разделена она была на «до», «во время» и «после» войны.
Самый аккуратный и педантичный – к каждому празднику мы обязательно получали написанную очень красивым каллиграфическим почерком поздравительную открытку. Он никогда ни одного не пропустил и никогда не забывал никого упомянуть. Знаю, что воевал в разведке и искренне жалею, что мы с ним почти не общались: с его памятью и скрупулёзностью наверняка рассказал бы много интересного.
Колтунович Сергей Иванович – «деда Моряк».
(стоит справа, фото 60-х)
Младший из братьев.
Мы жили в одном городе и помню я его с детства.
Моряк-севастополец, под два метра ростом, сильный, мощный, с жизнерадостным характером и абсолютным слухом – не зная нотной грамоты, великолепно пел, аккомпанируя себе на фортепьяно, аккордеоне или гитаре.
В его жизни были две настоящие страсти – музыка и море. Откуда в нем появилась тяга к морским просторам неизвестно – их семья из Белоруссии никогда не жила на море, но пошел он в мореходку.
Как ему удавалось на слух быстро подбирать любую мелодию - не понятно, но он делал это, исполняя сильным раскатистым голосом «Раскинулось море широко» или тихим и нежным – «Землянку». Эти задушевные семейные музыкальные вечера навсегда врезались в мою память.
Как, наверняка, все мы, тогдашние школьники, надолго запомнили его яркие, увлекательные истории про службу на Черноморском флоте в Севастополе и про морскую пехоту, куда он вызвался добровольцем, чтобы защищать ставший родным город. Сохранились воспоминания о нем командира бригады морской пехоты полковника Жидилова Е. И.: «Во время атаки и штыкового боя его песня всюду раздавалась, он всех воодушевлял».
И когда мальчишки и девчонки, с замиранием сердца, слушали эти и многие другие рассказы нам казалось, что это именно мы под громкую песню идем в штыковую, защищая советский Севастополь.
Дрались до последнего и уже прикрывая отход наших войск, Сергей был контужен и очнулся на руках у своих товарищей в колонне военнопленных. Они несли его, «Серегу-луженую глотку» (такое прозвище он получил за любовь к пению), почти сутки, потому что тех, кто не мог идти сам, фашисты расстреливали…
Он долго считался пропавшим без вести. «Дядя Шура» писал в том самом письме моей бабушке 22 мая 1943 г.: (фото)
«… от Сережи я тоже ничего не имею. Последнее письмо от него получил в июне 1942 года. … У нас с ним до этого завязалась очень интересная переписка – дружба между артиллеристами и моряками-севастопольцами. Начали писать мои товарищи коллективные письма ему и его товарищам. … Сережины письма печатались в нашей общекурсовой газете. И вдруг все это прекратилось. Да! Сережка! Верить не могу, что его нет с нами… но сражения в Севастополе в то время приняли самый жестокий характер и в той обстановке погибнуть было не мудрено. А тем более, зная Сергея, который ни перед чем и ни перед кем никогда не останавливался, а шел вперед честно и храбро отстаивая свои права, свой дом и семью. А я, родная моя, любимая сестра, буду еще сильнее мстить за своего любимого брата… буду истреблять фашистскую мразь и не успокоюсь до тех пор пока последний фриц не найдет себе последнюю могилу на нашей земле…»
А Он рассказывал, как сидел в это время в концлагерях, как с несколькими заключенными выжил в газовой камере, когда они, срывая одежду, мочились на нее и обматывали лицо мокрым тряпьем. Немцы их, полуживых, почему-то не добили. Может, та самая «счастливая звезда жизни» из письма дедушки Павла хранила его. И еще песни.
В последнем, международном концлагере Сталаг под Мозбургом соседи: греки, поляки, французы, американцы, наши наградили его прозвищем «советский оперзингер» за его ежедневные импровизированные концерты во время часовой прогулки. Это и спасло ему жизнь, когда фашисты, тяжело заболевшего, бросили его в часовню умирать к таким же «доходягам». Заключенные, не услышав свои любимые песни, бросились на поиски по всему лагерю. Нашли и выходили бывшие греческие партизаны…
А как мы, дети, вместе с ним радовались, когда он рассказывал, как дожил до освобождения в апреле 1945 г. и вернулся домой, где уже были выплаканы все глаза и пролиты, казалось, все слезы.
Он стоял на пороге живым олицетворением чуда и надежды для всех, у кого родные и близкие тоже пропали без вести на той страшной войне.
Колтунович Александр Иванович – «дядя Шура».
(стоит, фото 1936 г.)
Средний из братьев – обаятельный, веселый и жизнелюбивый.
Очень ценил хорошую компанию, но о войне рассказывать, как и носить награды, не любил. Говорил только, что ничего там хорошего, кроме молодости и Победы не было. Войну прошел артиллеристом, закончил в Восточной Пруссии в звании капитана.
У нас сохранилось его большое письмо сестре – моей бабушке, когда они нашли друг друга после ее возвращения домой из эвакуации (орфография сохранена): (фото)
«22.05.43 г.
Люсик! Родная сестренка!
Большую радость принесло мне твое письмо… Сестричка моя, ведь ты не знаешь, сколько я тебя разыскивал. Когда немцы оккупировали Краснодар, для меня жизнь стала темнее. … Я оказался отрезанным от всех вас. ... Самое страшное – это чувство бессилия. Но эти переживания закалили во мне еще большую ненависть, злобу против немцев, закалили во мне жажду мести к врагу…
Вот почему особенно радостно было твое письмо мне. Принесли его, когда мы заняв новый рубеж, передвинувшись вперед на Запад укреплялись и я занимался блиндажом. Я давно… ни от кого не получал писем и об этом все бойцы и командиры нашей части знали. И когда мне крикнули – «Лейтенант тебе письмо от сестры» я не поверил, а бойцы даже сказали, «наконец наш командир получил письмо» и вместе со мной переживали мою радость...»
В самом конце письма есть еще маленькая приписка на вырванном откуда-то клочке бумаги :
«У нас бывают минуты радости, вчера приезжали к нам артисты, привезли новую песню посылаю тебе ее текст. Песня будто бы о вас, наши любимые подруги, она вселила в нас веру в вашу любовь и уверенность, что с нами ничего не может случиться…»
И дальше, на листке, расчерченном для писем, с надписями «куда», «адрес отправителя», «полевая: почта», с рисунком танковой атаки и четверостишием: «Победа над лютым врагом близка! / Чтоб светлые дни настали, / Вперед! – говорит нам родная страна. / Вперед! – приказал нам Сталин!»,
тщательно выписанный от руки текст «Темной ночи».
Учитывая, что песня была написана для к/ф «Два бойца», премьера которого состоялась только 6 октября 1943 года, наверное, это один из первых текстов, переданных домой с фронта.
Осторожно перебираю бережно сохраненные бабушкой, аккуратно переписанные от руки и разложенные в хронологическом порядке фронтовые письма мужа – дедушки Павла.
Призвали его – красивого, статного с внимательным, чуть мечтательным взглядом – в августе 1941 г. из Сталинграда. Направили на курсы командиров танков, где весной 1942 года они в последний раз и встретились. Он так никогда не увидел свою дочь – мою маму, родившуюся в декабре 42-го, но часто писал им с фронта очень трогательные и нежные письма. Я держу их в руках – пожелтевшие солдатские треугольники, с красивым, ровным почерком и вдруг натыкаюсь на письмо, как будто написанное другим человеком.
Читаю и понимаю почему (здесь и далее везде оригинальные тексты и орфография сохранены):
« 5 апр. 44 г.
Привет, моя родная Олюсь! Это письмо я пишу тебе из госпиталя гор. Ровно, моя правая рука сегодня чувствует себя прилично и я потому в состоянии написать тебе весточку о себе. Да, моя славная девочка, в тот день 30/III смерть была так близко, что только видимо моя счастливая звезда жизни выручила меня и на сей раз. Это было, когда мы шли в атаку на подлых немцев, отрезая им путь отхода на Львов. Мы … шли громя технику, давя фрицев, которые как кроты разбегались кто куда и в это время противотанковая пушка врага из засады подбила и зажгла мою машину. Это был страшный момент. Пламя, грохот взрыва, меня оглушило, рвануло и лишь инстинкт жизни, заглушая боль раненной руки заставил меня и мой экипаж выброситься из машины на землю и отползти в укрытие.
Было холодно, падал снег и ветер по зимнему крепко холодил. Еще несколько часов продолжался бой, и только после разгрома врага меня эвакуировали в тыл…»
Думаю, если бы он выжил, мог писать книги о войне. Комок подступает к горлу, когда я читаю, что он пишет за девять дней до смерти:
«10 VII-44 г.
Моя славная Олюсь. Сегодня я нахожусь вблизи фронта в ожидании больших событий на нашей далекой от Вас Западной Украине у предгорья Карпат… Мы немного отдыхаем среди пышной зелени Украинской природы. Земля зовет, она манит к себе своим урожаем, своим обилием всего, что здесь в таком богатстве. Тяжело, тоскливо моей душе колхозного агронома быть оторванным от мирного труда, от земли, от природы, но Родина и наш гражданский долг выше этого сейчас. Но придет счастливая пора будущего и она недалеко… и вернемся вновь к мирному труду и своим родным очагам и к тебе моя родная с дочуркой…»
Мне кажется или они действительно, несмотря на возраст, были взрослее, старше нас сегодняшних. Романтика и зрелость, мечтательность и решимость, ностальгия и глубокая вера в скорую Победу. Какие были люди!
Ну а когда я читаю это письмо, слезы сами наворачиваются на глаза – оно последнее, написано за 4 дня до смерти.
Текст хорошо сохранился и только на изломах сторон треугольника немного стерся:
«15. VII. 44.
Привет моя родная Олюсь! Это письмо пишу тебе перед нашим боевым походом на Запад. Что ожидает нас впереди трудно угадать, одно лишь ясно, что много опасной и боевой работы нам предстоит впереди совместно с моими боевыми друзьями. Ну что ж, пусть будет то, что угодно моей судьбе. Моя вера в жизнь будущего и счастье еще крепка и с нею легко идти в последний видимо и решающий бой с подлым врагом… Возможно, что боевая обстановка сделает вновь разрыв в нашей переписке, но ты не унывай, моя славная, я всегда буду помнить о тебе и о дочурке…
Трудно, тяжело будет в эти решающие дни войны – но Родина, наш народ, наши родные там в глубоком тылу – и мы это знаем, благословляют нас на подвиги боевые, с великой любовью, своим самопожертвованием дают нам силу и веру в нашу Победу.
И Победа - будет за нами, а там – великое счастье Победы, мира, свободного труда на полях нашей священной Родины и пусть будет так.
Велика наша вера – и эта вера залог нашего счастья будущего.
Когда ты получишь это мое письмо… мы будем уже далеко, далеко на Западе… и где-то там в местах боевых, жарких схваток – как рад я буду получить от тебя письмецо! Крепко надеюсь, что ты и дочура, наши старички, все здоровы, что и хорошо все будет.
Пиши же моя родненькая, не забывай меня никогда.
Крепко обнимаю.
Целую, всегда твой Павел»
Письмо пришло раньше «похоронки» и читая его, моя бабушка не знала, что ее мужа в живых уже не было.
« Н.К.О.Войсковая часть, полевая почта02216
24 июля 1944 г. №4/58
И З В Е Щ Е Н И Е
Ваш муж, младший лейтенант, командир танка Т-34, ГОНЧАРЕНКО Павел Николаевич, уроженец г. Сталинграда, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит 19 июля 1944 года и похоронен на южной опушке леса, что юго-восточнее 1 километра д. Ясеница Польска Львовской области. Краснодарский краевой Военный Комиссариат
Командир в/ч 02216, Герой Советского Союза майор – Козлов
Место печати
Начальник штаба части майор – Синчура»
И еще два очень дорогих для меня документа.
Первый – ответ майора Козлова на бабушкино письмо, с просьбой рассказать о смерти мужа:
« 2/10 – 1944 г.
Фронтовой привет, Ольга Ивановна!
Хочу сообщить Вам, что получил сегодня Ваше письмо, в котором Вы запрашиваете о смерти Вашего мужа – Гончаренко Павла. Сообщаю, что во время ликвидации Бродской группировки немцев, танк Вашего мужа вошел в расположение немцев, был подбит снарядом и загорелся. Экипаж, вместе с Вашим мужем выскочил из танка и начал неравный бой, в ходе которого Ваш муж и башенный стрелок были убиты, радист ранен, а механик-водитель Марфин остался жив.
После окончания боя все погибшие были похоронены, о чем и сообщили через райвоенкомат Вам.
Вот все, Ольга Ивановна, что я мог Вам ответить.
Оставайтесь живы и здоровы, растите дочку, а мы будем мстить нашему общему врагу за Вашего мужа, Вас и других жен, матерей и детей.
С горячим фронтовым приветом.
Командир части Герой СССР Козлов Д.Ф.
Полева почта 02216 «М»"
И второй – ответ на запрос родителей по месту гибели мужа и отца:
«Каменско-Бугский районный военный комиссариат
10/3 – 1988 г. № 150
Каменка-Бугская. Львовская обл.
Сообщаю, что фамилия Вашего мужа, отца мл. лейтенанта ГОНЧАРЕНКО Павла Николаевича увековечена на братской могиле воинов, погибших за освобождение нашего района в период Великой Отечественной войны на Каменско-Бугском мемориальном кладбище /гор. Каменка-Бугская, ул. Ленина, 65/ . Погиб мл. л-нт ГОНЧАРЕНКО П.Н. в 4 км от г. Каменка-Бугская в селе Ясеница Польская, которое в последствии было сожжено бандеровцами. В 1956 г. все останки погибших, включая и неизвестных, были перезахоронены на Каменско-Бугском мемориальном кладбище.
Каменско-Бугский райвоенком подполковник /АРИШИН/»
Я часто бывал на Украине по делам до 2014 года, очень хотел, но так и не доехал до Каменско-Бугского мемориального кладбища, чтобы поклониться своему деду, всем павшим и привезти оттуда горсть земли на могилу бабушки – его «родной Олюсь», которая больше так и не вышла замуж и всю жизнь хранила и передавала нам память о дедушке Павле.
Интересно, цела ли еще «братская могила воинов» или уже уничтожена современными бандеровцами, как село Ясеница Польска их предками.
Какая разная память и какие разные герои!