Охота! У какого мужчины при этом слове не замирало сердце! Даже если вы не охотник, а ружье держали только в тире, да и то пневматическое, да и то без особого успеха. Даже если вы искренний пацифист и глубоко убеждённый защитник животных, в охоте есть что-то мужественное, первобытно-беспощадное, смело доставшееся нам от предков.
Примерно такие чувства я и испытывал, когда мне предложили стать организатором (!) охоты. Ну не ее самой как таковой, а процесса подготовки, который, как выяснилось, заключался в приобретении лицензии и водки – двух главных составляющих, без которых охота в принципе невозможна.
А как же ружье, спросит пытливый читатель? Как впоследствии выяснилось, и оно не главное.
Итак, охота! Началось все банально – я упал. Вот так вышел на крыльцо гостиницы и упал. Даа… я же не сказал, что это зимняя, более того, предновогодняя охота 30 декабря. Только ради нее мне и была согласована, не без соответствующих подозрений, конечно, суточная задержка до столь критического срока.
Итак, я упал. Ну а что вы хотели? На охоту, как и на рыбалку, выходят, оказывается, рано, лег я тоже уже рано, изрядно разогретым и с твердым убеждением, что жизнь в уходящем году удалась… В нем же и проснулся… И не надо было так разухабисто выходить на замерзшее крыльцо, ишь, «охотничек». Ладно, одет был тепло, не ушибся сильно, и Слава Богу!
Закралась, конечно, подленькая мысль, что охоты не будет, но я не охотник, я – организатор процесса, примет не знаю, поэтому профессионалам настроение портить не рискнул. Тем более в шесть утра спиртное еще не продают. И что? Отменять договоренность с продавщицей, которая должна была ждать нас с ящиком водки у заднего крыльца магазина?! Я вас умоляю. Мои охотники, а собралось их человек пять, здесь бы меня и пристрелили. Надо отдать должное, Валя и ящик нас ждали. Ну, собственно, мы и отдали должное за утренние хлопоты, и теперь уже ничего не мешало начать охоту!
Приехали на «точку» (так сказали два сопровождающих егеря) и замерли, прислушиваясь. Судя по всему, никто ничего не услышал… Меня завели в какой-то лесок, посадили под какой-то пенек и приказали «бдить», еще это называется «сидеть на номерах». Номеров вокруг не видел, но сидел не шелохнувшись. Было тихо. В чем конкретно это бдение должно было выражаться, никто не объяснил, поэтому бдил я самозабвенно на свой страх и риск…минут сорок, потом задумался, а, собственно, чего или кого я бдю. Размышления быстро переросли в возмущение и я начал громко протестовать. Оказывается, этого от меня и ждали – забегали, засуетились, запричитали (откуда только и взялись-то!), в общем, захотели водки. Не звери, как понимаете, – охотники! И почему именно я должен был дать отмашку? Наверное, какая-нибудь очередная примета, но и не дать ее я не имел права. Охота началась!!! Где-то после третьего тоста, егеря стали проникновенно-доброжелательными, охотники близкими, а дичь весьма доступной. Смущало одно: возникшее вдруг предложение снова пойти на номера, было не без раздумий, но решительно отвергнуто егерями. Пристально вглядываясь в водку, они заявили: «Дичи сегодня не будет…». Я вспомнил про утреннее падение и спросил с надеждой: «А что будет-то?». На меня посмотрели с искренним изумлением: «Будет охота!» (позже, когда случилась настоящая охота, я понял, что никто из профессионалов выпившим на зверя не пойдет, и все сегодняшнее действо было задумано и организовано для меня, как предновогодняя шутка, но тогда я этого еще не знал…).
В этом живописном лесочке охотились мы еще часа три и не то чтобы все время пили, нет, стреляли по бутылкам в воздухе и на земле, на спор и даже на деньги сбивали колышки с двух выстрелов. В общем, веселились. И было действительно весело! Но мысль о добыче меня, отмазавшегося на целые дополнительные сутки, не покидала. Не могу же я вернуться пустой! Сторонники нашлись быстро: все понимали, что пребывание на охоте без дичи недоказуемо.
Оставив измученных «охотой» егерей на поляне, поехали мы по округе. Колесили около часа, заезжая то в один, то другой населенный пункт, но кроме теленка из дичи ничего нам предложено не было. Теленка брать не решились, а решились заехать в последнюю перед возвращением деревню «на удачу!». Я и предположить не мог, что в этой небольшой и ухоженной области сохранились еще такие реликтовые поселения – покосившиеся дома, журавли-колодцы, скамеечки у ворот, отсутствие дорог и ближайших остановок транспорта. Как по хорошей жизни сюда добраться и не знаю! Въехали, а куда податься не представляем, домов-то всего с пару десятков, на единственной улице никого… В тот момент, когда тоскливо подумалось, что утреннее падение даром не проходит, и появился мужичок, ну прям с картинки – шапка-ушанка, распахнутый тулуп, и, хотя было и не холодно совсем, здоровенные валенки. Стоит, пыхтит папиросой (казалось, что это борода дымится – папироску и видно-то толком не было) и смотрит на нас с хитринкой из-под кустистых бровей.
- Чего занесло-то вас, добрые люди, в наши края? - спрашивает на удивление сильным, совсем не старческим голосом.
Я, как организатор и инициатор поиска дичи, искренне ответил.
- Дичь ищем, дед.
- Охотники, что ль? - проницательно оглядел нас.
- Они, - сокрушенно покачал я головой. – Охота прошла, добычи нет, как домой-то возвращаться…
- Понимаю, без трофеев никак… - дед сплюнул папиросу, тут же достал следующую и пристально вгляделся в меня. – А деньги-то у вас есть?
- Деньги есть, а толку-то, коли купить нечего…
- Ну отчего ж, пошли, - дед решительно развернулся и пошел к крайнему дому.
Мы быстро за ним. В загоне на подворье блеяли пять упитанных барашков.
- Забирайте хоть всех, пока бабка не видит. Денег много не надо, дайте пару тыщ, и езжайте с Богом.
- Пару тыыщ, - удивленно протянул я, но дед истолковал мои слова по-своему.
- Понимаешь, бабка на опохмелку вообще не дает, а где живые деньги взять-то? Или дорого? – глаза блеснули, и он невольно сглотнул. Видать, очень надо было.
- Так зачем тогда баранов держать?
- Та приезжают закупщики от случая к случаю, мать их… Платят копейки, да и забирают. Самим-то нам никак не вывезти, рынок далеко, да там еще поди поторгуй попробуй – тому занеси, этому, если даже пустят… А так: и самим мясо когда-никогда, и денежка кое-какая. А потом двигаться не будешь – так на печи и останешься…
Я лихорадочно соображал: заброшенная деревня, мы выпившие, дичи нет, а тут – вот она, и кто потом дома разберет: косуля это или баран… Но брать пять баранов за «пару тыщ» совесть, конечно, не позволяла…
- Ладно, дед, вот тебе пять тысяч, мы берем двух баранов и отваливаем. Дед оторопел – пять тысяч и всего двух баранов. В чем подвох-то? Но нас всего пятеро, куда нам больше?
- Ну что ж, дело ваше, давай, - недоверчиво протянул руку, а я - пять тысяч рублей.
Он одернул руку: вот оно, подвох-то в чем!
- Ты чего даешь мне такое? Пять тысяч давай.
Теперь уже оторопел я.
- А я что даю?
- Фантик какой-то цветной. Что я не знаю, как тысячные выглядят? Вот пять штук и давай!
До меня начало доходить: протягивал я ему ОДНУ купюру! "Пятитысячные" появились совсем недавно, и до этой деревни, видать, еще не дошли. Что делать? Два вожделенных трофея – вот они, совсем рядом, а взять не можем – других денег ни у кого не было. Так, по мелочи… А дед продолжал ворчать: «Знаем мы вас городских. Думают, в деревне живем и как деньги настоящие выглядят не знаем, да и вообще, что в мире делается, не ведаем. Ошибаетесь!».
- Дедушка, да поверьте вы, сейчас пять тысяч одной купюрой выпускают, смотрите вот и цифры, и знаки водяные, и…
Как я расписывал достоинства новой «пятитысячки», уже и не вспомню, но думаю, что даже бараны заслушались, а Центробанк, если бы услышал, так и вовсе обзавидовался бы. В любом случае, уезжали мы с приятной тяжестью в багажнике и чувством исполненного охотничьего долга. Кстати, дома никто так и не догадался про честно добытую на охоте «косулю», но вам-то я могу правду рассказать…
Кто жил в начале девяностых в сознательно-трудовом возрасте, помнит. Долго объяснять не буду, но были дни, когда, подкалымив на своей старенькой «семерке», сосиски покупал поштучно. И не потому, что завтра свежие будут, а потому, что денег было ровно столько. В общем, средств к существованию в описываемое время отчего-то совсем не было.
А жизнь-то продолжалась, развлекаться все равно хотелось. Вот и купили мы как-то на предпоследние сбережения билеты в Театр эстрады на празднование годовщины программы «Времечко» (ну уж извините, какие годы – такие и развлечения). Была тогда популярная программа по московскому каналу, где ежевечерне Лев Новоженов, Яна Поплавская, Ольга Грозная (помните таких?) рассказывали об актуальных московских событиях. Фишкой программы были 50 рублей, которые каждый раз вручались телезрителю за самую интересную сегодняшнюю «горячую» новость (для тех, кто далек от 90-х, это современные 500-700 рублей. Пустячок - а приятно).
Билет на концерт примерно столько и стоил (балкон-балкон!), афиша обещала много говорящих и поющих знаменитостей, мы давно никуда не выбирались, на улице – теплая ободряющая весенняя погода. В общем, решились.
В начале вечера Л. Новоженов объявил, что и сегодня за лучшую новость будет вручен приз. Плюсом к стандартным пятидесяти рублям победителю достанется подарок от спонсора – медицинской страховой компании – полис на ребенка на сумму 1000 рублей или страховая премия 500 рублей, если полис, вдруг, не нужен. Вышел квадратного вида дядечка, чего-то там в рамочке показал (нам с балкона не очень видно было), дежурно признался в любви к «Времечку» и размашисто удалился.
Концерт начался… Я не очень слушал, т.к. думал, какую бы такую актуальную новость написать, чтобы денег подзаработать. И придумал…*
* «Горячая» новость с отвлечениями.
Мы – студенты-медики на картошке!
Боже, сколько великолепных слов собралось в одном коротком предложении: «студенты», «медики», «картошка», а значит: «молодость, романтика, любовь" и целый месяц без занятий!
В общем, у кого какие ассоциации, но все равно классно!
Один огромный барак с двумя помещениями – коек на тридцать-сорок каждое, большим общим коридором с сушилкой для обуви и верхней одежды. Налево-девочки, направо-мальчики. Уставшие после работы, вяло бредущие к временному жилищу студенты под уже промозглым сентябрьским дождичком. Красота!
Чего главного хочется в такие минуты? Правильно: петь и выпить! Петь тогда любили А. Розенбаума – его «Заходите к нам на огонек» и «Гоп-стоп» мы и голосили, а вот выпить…Надо сказать, в совхозе «Борисово», где проходила наша смена, проблемы с алкоголем были во всех смыслах – и в количестве регулярно выпивающих, и, как следствие, в отсутствии спиртного в магазинах. Крепкое продавали с 11:00, когда мы были уже далеко в поле, а в пять-шесть вечера по возвращении в пару продмагов по пути и смысла заходить не было.
Был еще спирт, заботливо привезенный нашими руководителями, но он подозрительно быстро закончился. Один из начальников по фамилии Левчук – маленький, лысенький терапевт представлялся всегда так: «Запомните, фамилия моя Левчук – Лев и маленький «чук»». Добрейший преподаватель, который иногда в порывах хмельной щедрости даже делился с нами остатками спирта, со временем, правда, все реже и реже, пока и сам не впал в похмельную задумчивость.
Второй – высокий, высохший судебный медик, со странной фамилией Дербоглав – полная противоположность милейшему Левчуку. Общался с нами редко, сквозь зубы, благо и видели мы его тоже нечасто: видимо, предпочитал выпивать в одиночестве, дабы не дискредитировать высокое звание «судебного медика». Только через два года, на пятом курсе, мы оценили насколько этот «картофельный отшельник» ненавидел студентов! И были отмщены только тогда, когда на всех столбах по Большой Пироговской появились объявления: «Продается позолоченный Дербоглав старинной работы» с указанием телефона кафедры судебной медицины. Сколько же было простой и искренней студенческой радости, когда на кафедру посыпались звонки: «Скажите, а что такое «Дербоглав» и сколько он стоит?».
В общем, спирт неумолимо закончился и оставалась «Золотая осень». Вино - 14 градусной крепости продавалось в стеклянных бутылках из-под газировки и при первом знакомстве казалось, что и по вкусу не сильно отличалось. Именно «при первом знакомстве» (впечатления о моих с ним «знакомствах» читайте в рассказе «Дети подземелья»).
Вот этими, не очень приятными воспоминаниями о коварном во всех отношениях напитке я и поделился со своей отчаянно-хоровой бригадой, дружно голосящей про «суку подколодную» и упоенно про «взгляд, б..ть, тверезый». После моего предупреждения, никто из «наших» этой газировкой не злоупотреблял, но это мы такие умные…
Как-то поздним вечером, когда, лежа в кроватях, разговоры про выпивку уже плавно сошли на нет, а про женщин только начались (о чем еще говорить молодым мужикам на вынужденно-картофельном воздержании?), дверь нашего барака вдруг резко распахнулась и в освещенном проеме изголодавшимся взорам предстала изрядно пошатывающаяся женская фигура. Для пущей стабилизации она крепко уперлась двумя руками в распор дверного проема.
Затем медленно, и, как ей видимо казалось, с изощренным прищуром, обвела взглядом весь барак (а что там видно в темноте после яркого света?) и, собравшись с силами, совершила решительный марш-бросок до ближайшей, благо незанятой, кровати. Там наша шалунья, а каждый из тридцати мужиков мысленно считал ее уже своей, начала неуверенно – руки не очень слушались – раздеваться. Где-то после платья, она вдруг задумалась и томно спросила: «Ну что молчим, бабоньки?». А потом, сладко потянувшись на фоне все еще освещенного дверного проема, обрисовав всю свою заманчивую восхитительность, соблазнительно вздохнула: «Эх, ща бы сюда мужичка...!». Ну тут уж восхищенный зал грохнул!
И снова концерт…
Все эти воспоминания пронеслись в моей голове, пока я быстро писал, без излишних подробностей, конечно, про пьяную студентку и главную сегодняшнюю «горячую» новость: «Девушки на картошке думают о том же!».
Наскоро свернув листок, я отправил его на сцену.
Концерт шел долго. Очень… В какой-то момент, глядя, как изрядно уставший зритель уверенно потянулся к выходу, я даже вспомнил фразу из к/ф «Спортлото-82»: «Пытка апельсинами продолжалась два часа». Наша уверенно приближалась к четырем, когда приглашенный к тому времени Дм. Дибров, наскоро разбирая многочисленные записки, вдруг остановился на одной, рассмеялся и показал ее Ольге Грозной. Я был абсолютно уверен, что это моя.
Когда Новоженов, наконец, сообщил, что ведущие готовы назвать победителя, и начал читать мою историю, я ничуть не удивился, только вскочил и быстро побежал по лестнице в партер. Уверенно крикнув на ходу администратору у двери: «Это моя записка!», рванул прямиком на сцену за своими «кровно-заработанными» страховыми.
На сцене же тем временем какой-то кучерявый исполнитель уже пел под гармошку свои «кучерявые» частушки и все никак не заканчивал… Я нетерпеливо ерзал на кресле в первом ряду, пока Новоженов не обратился ко мне.
- Судя по тому, как Вы решительно выбежали на сцену, это Ваша записка – победитель? Под аплодисменты изрядно поредевшего зала я гордо поднялся на сцену. Представился.
Рука у Льва оказалась вялой и безжизненной, зато Дибров поздравил крепко и со смешинкой в глазах.
Казалось, карман мой сам оттопырился в ожидании квадратного страховщика со своей (мысленно, уже моей!) премией.
Между тем, сквозь золотой дурман я услышал Новоженова, доставшего помятую бумагу из внутреннего кармана пиджака.
- Нам тут поступила еще одна записка: «Здравствуйте, меня зовут Светлана из Москвы. Я мать троих детей, один из которых болен церебральным параличом, но несмотря на сильную занятость, я сегодня пришла на концерт, т.к. очень люблю вашу передачу…».
- Я думаю, будет правильно, - продолжил он, - если Вы, конечно, не возражаете, - взгляд в мою сторону, - чтобы мы передали страховой полис этой замечательной женщине. Страховщик не вышел, карман захлопнулся, губы «закатались», и я произнес:
- Конечно, не возражаю.
- Ну вот и хорошо, - с облегчением произнес Новоженов, - Светлана, Светлана, выйдите на сцену.
Никого!
- Вы знаете, - уверенно сообщил ведущий, - наш концерт продолжался так долго, что Светлана, наверное, не дождалась, и уехала к детям, но в ближайшем выпуске «Времечка» мы обязательно сообщим ей о нашем замечательном призе. Ну а Вам…
Из кармана брюк он достал и протянул мятый полтинник.
Почему-то мне стало противно.
- Давайте мы и пятьдесят рублей тоже передадим Светлане - ответил я.
Ольга Грозная (очень красивая ведущая – победительница какого-то из конкурсов красоты), улыбаясь и ободряюще подмигивая, вручила мне три шикарные бордовые розы, и концерт закончился.
Вы же понимаете, что выход из театра сопровождался ободряюще-сочувственными взглядами на меня и завистливо-снисходительными – на жену, с подаренными розами в руках.
Надо ли говорить, что ни в одном из следующих выпусков «Времечка» никто Светлану так к ответу и не призвал…
И вот поздней осенью звонит мне однокурсница и весело заявляет: «А я тут тебя по телевизору видела в программе «Времечко»». Сердце екнуло, а вдруг я что-то пропустил и Свете повезло, все-таки.
«…Только я не очень поняла: они-то концерт свой показывали, а ты Ольге Грозной цветы вручал, что ли?».
Я ей все рассказал, и мы долго смеялись, вспоминая Райкинскую «Волшебную силу искусства».
Кстати, и Дибров потом в одном из много позже замеченных постов разместил мою историю уже как свою)))
Не может быть! Не может быть, что есть такой читатель, который не помнит то время, когда новогодние праздники продолжались всего два дня и третьего января все дружно выходили на работу? Хотя, конечно, за нынешними длинными похмельно-разгульными немудрено и забыть, но это было и совсем недавно!
Теперь, вооруженные этим знанием-воспоминанием, постарайтесь представить, насколько важна ночь перед работой, когда после всех, скажем вежливо, новогодних торжеств, так важно было как следует выспаться. Представили?
Так вот…Примерно в два-полтретьего ночи третьего января меня разбудили настойчивые прерывистые гудки автомобильной сигнализации. Дома наши – стандартные девяти - двенадцатиэтажки – образовывали своеобразный колодец, поэтому ко всем обычным звукам: плачу или смеху детей на детской площадке, лаю собак, чьей-то ругани, работающим автомобильным моторам давно привыкли и относились спокойно. Но вот эти пронизывающие звуки…ночью… безостановочно…
Я заворочался, а жена сказала:
- Вот придурок какой-то, его машина уже час орет и ничего.
- Что гудит-то? – спросонья затупил я.
- Догадайся, сигнализация, наверно!
- Была бы сигнализация – мертвый поднялся бы уже!
- Значит, не мертвый, а мертвецки пьяный, - съязвила жена, намекая на вчерашнее утро.
- Да, видно, это мне наказание, - согласился я.
- Тебе-то понятно, а вот нам всем за что? – спросила она не очень уверенно, видимо, воспоминания о прошлом дне и ей давались с трудом.
Говорить приходилось чуть громче обычного ночного шепота – гудки гулко раздавались между домами.
- Вот ведь козел, - решительно вернулась к теме жена.
- Да уж, - ворочаясь и понимая, что все равно не усну, согласился я. – Пойду на балкон, может пойму, откуда звук.
- Оденься, простынешь - вяло озаботилась она.
Выйдя на балкон, понял, что не одинок – во многих окнах горел свет, на балконах мерцали огоньки сигарет. На фоне гудков показалось, что нарастает глухой ропот недовольства. А может, это шумели периодически пролетающие над нами самолеты. Работающей сигнализации ничьи фары откровенно не подмигивали и догадаться, откуда звук можно было лишь примерно. И тут закрались первые сомнения…
Надо сказать, машина у меня была хорошая (по тем временам, конечно).
Белая «семерка», в экспортном исполнении, т.е. качество сборки и отделки выше обычного. Купил у приятеля, вернувшегося из нашего консульства в Гамбурге (во, куда мы тогда наши машины поставляли!). Зная его исключительную дотошность и аккуратность, машину можно было и не осматривать. Да и что я там, обыкновенный «чайник», при осмотре мог такого разглядеть? Разве особенную «семерочную» гордость – анатомические сидения, вызывавшие законную зависть у всех предыдущих моделей. Они и впрямь были очень удобными, а тут еще и обитые «ненашенским» заграничным велюром с особым запахом свободного западного мира… Ууух, красота!
В общем, в цене сошлись быстро, на вопрос о недостатках он ожидаемо ответил, что их нет… Потом, правда, задумался и добавил: «Вот только по документам в ней установлена сигнализация, но она никогда не работала, где она не знаю – захочешь, разберешься». Машину я купил еще осенью, начало девяностых временем было неспокойным, а потому занятым, и хотя у школьного друга был свой автосервис с непритязательным названием «Мотор», руки «разобраться» все «не доходили» (кстати, всегда задумывался над смыслом этой русской пословицы «руки не доходят» - не дотягиваются, не берут, не делают, а именно, «не доходят»).
И почему, стоя на заснеженном балконе, я вдруг вспомнил об этом не знаю, видимо, праздниками или сигнализацией, навеяло.
Повинуясь настойчивому внутреннему голосу, пошел в коридор, быстро оделся и обреченно буркнув жене: «Пойду, посмотрю», выбежал из квартиры.
Машины в нашем дворе стояли кучно, будущих «ракушек», а тем более, поздних стоянок со шлагбаумами еще и в помине не было, поэтому автомобилисты загоняли свои железные табуны кто куда мог. Еще издали, проходя мимо тут и там разбросанных остатков петард и хлопушек, я понял то, к чему внутренне уже был готов – звуки издавала именно моя «неработающая» сигнализация. Причем делала это методично, с явным удовольствием, наслаждаясь за все долгие годы молчания на чужбине. С..ка!
Дальше вариантов было всего два: первый – пройти мимо, демонстрируя, что просто вышел подышать свежим воздухом в три часа ночи перед работой, поставив безопасность машины под явную или тайную угрозу. Второй – идти к машине, под ту же «тайную или явную угрозу» подставив себя. Учитывая количество «светлячков» на балконах, публика пребывали в томительном и явно недружелюбном ожидании… Добавьте к этому, что я понятия не имел, где у «Электроника», ну, т.е., у сигнализации, находится спасительная кнопка «Выкл.», и вы поймете всю противоречивость моих чувств.
В конце концов, с беспорядочными мыслями о своей ответственности и недостойной мужчины трусости, я подошел к машине. С ближайшего балкона второго этажа, несмотря на продолжающиеся гудки, явственно донеслось: «Проснулся, наконец, сволочь!». Инстинктивно захотелось пригнуться – чего-чего, а пустых бутылок после праздников хватало у всех. Но ничего не случилось - я так понял, двор замер в ожидании моих решительных действий. Замер и я. А что было делать – раз заработала сигнализация, машина, скорее всего, заблокирована? …
Сделал единственное, что мог в этой ситуации – вставил ключ в замок и, на удивление, легко открыл дверь. Сигнализация замолчала. Где-то наверху вяло хохотнули, внизу смачно выругались, ну а я размышлял, что же дальше? Оставаться на месте было решительно невозможно: ночью моим соседям-почитателям выходить быть может и не хотелось, но вот утром… Хочешь-не хочешь, а пройдешь на работу мимо, да и пнешь аппарат с удовольствием от переизбытка ночных ощущений. И это еще в лучшем случае. В «нейтральном» - нацарапаешь чего-нибудь душещипательное, а уж что в «худшем», думать и вовсе не хотелось.
В общем, машину я перегнал в соседний двор - завелась сразу, как будто извиняясь - вот, что значит экспортная сборка! Тогда я полагал, что таким нехитрым маневром обезопасил и себя, и машину. Наивный…Вы ведь пытливый читатель? Конечно! Тогда обязательно спросите: «Ну и причем здесь санки?». Объясняю – я рано расслабился. Не прошло и двух дней, как ночью во дворе из машины сняли мои любимые передние анатомические сидения. В утешение оставили, задние, но настроение лучше не стало. И эта, с…ка, сигнализация даже не ойкнула!
Что делать в такой ситуации? Только звонить знакомому мастеру в «Кунцево». А где еще можно было найти сиденья от «семерки», причем, не факт, что не мои. Ааа, внимательный, а главное современный, читатель опять спросит: «Ну а Кунцево-то здесь причем?». Терпеливо объясняю: сейчас это трудно представить, но автотехцентр «Кунцево» в те годы – автомобильный рай на земле, крупнейший и престижнейший сервис всех времен и народов.
Попасть на «небо», где ремонтируют ваших «ласточек» или «четвероногих друзей», можно было двумя путями. Первый - для обычных людей – через огромную очередь, несмотря на предварительную запись с ночными отмечаниями, когда проехав заветные врата, вы мгновенно превращались из счастливого автомобилиста в назойливого клиента. Гарантий, что все необходимые запчасти будут в наличии не было никаких - система заточена на то, чтобы в этом «раю» вы прошли все круги ада и полностью отдали загодя накопленные деньги, пока окончательно не отремонтируете своего железного друга. Второй путь – через мойку. Три рубля охраннику, заветная фамилия мастера – и ты внутри. Этим путем пользовались две категории – друзья и «нужные». Я проходил по категории «друзей» поэтому проезжал обычно уверенно на чисто вымытой машине. Но как быть в этот раз? Нет, мастер сказал: «Приезжай, с сиденьями что-нибудь придумаем…».
В нынешнее время вам, конечно, привезут, установят прямо на месте, еще и скидку дадут, за то, что обратились именно в их компанию (не ценим мы современный сервис, не ценим!). А тогда? Добраться-то как? Вы когда-нибудь пробовали проехать в машине пол Москвы без передних сидений? Нет? И слава Богу! Скажу сразу, табуретка, а это первое, что приходит на ум, отпадает, даже низкая. Сиденья еще ниже. Пластиковый ящик – откуда он взялся на балконе не помню – не подошел, опять же, по высоте. Толстые большие книги немедленно рассыпались, а на набросанных телогрейках, оставшихся со студенческих «картофельных» времен, абсолютно некуда девать спину.
Вот и добрались, наконец, до названия рассказа – «Санки»! В этой ситуации выручили обычные советские санки с алюминиевой спинкой, найденные на балконе, на которые я и положил те самые телогрейки. Не знаю о чем думал охранник на автомойке, провожая меня долгим удивленным взглядом, но доехать удалось относительно комфортно с чувством гордости за свою находчивость.
«Что-нибудь придумаем» от мастера выражалось в двух весьма бэушных, но вполне еще «живых» семерочных сиденьях, без заграничного велюрового шика, конечно, но зато мягких и привычно удобных. Поэтому весь обратный путь санки мои проделали там, где им и дОлжно – в багажнике автомобиля.
А когда через пару дней и эти сиденья благополучно экспроприировали (наточил ведь кто-то же такой большой зуб на меня и машину!) на балкон даже и идти не пришлось – в багажнике все еще томились спасительные санки. А пришлось – в магазин за новой сигнализацией. Кстати, следов «старой» в упомянутом кооперативе «Мотор» так и не обнаружили. Нет бы сразу в магазин! Но мы тогда, в начале девяностых, все были малость дурные и безбашенные.
Интересная охота, я ба тоже так с удовольствием поохотился)))
«Охотничий» трофей.
Охота! У какого мужчины при этом слове не замирало сердце! Даже если вы не охотник, а ружье держали только в тире, да и то пневматическое, да и то без особого успеха. Даже если вы искренний пацифист и глубоко убеждённый защитник животных, в охоте есть что-то мужественное, первобытно-беспощадное, смело доставшееся нам от предков.
Примерно такие чувства я и испытывал, когда мне предложили стать организатором (!) охоты. Ну не ее самой как таковой, а процесса подготовки, который, как выяснилось, заключался в приобретении лицензии и водки – двух главных составляющих, без которых охота в принципе невозможна.
А как же ружье, спросит пытливый читатель? Как впоследствии выяснилось, и оно не главное.
Итак, охота! Началось все банально – я упал. Вот так вышел на крыльцо гостиницы и упал. Даа… я же не сказал, что это зимняя, более того, предновогодняя охота 30 декабря. Только ради нее мне и была согласована, не без соответствующих подозрений, конечно, суточная задержка до столь критического срока.
Итак, я упал. Ну а что вы хотели? На охоту, как и на рыбалку, выходят, оказывается, рано, лег я тоже уже рано, изрядно разогретым и с твердым убеждением, что жизнь в уходящем году удалась… В нем же и проснулся… И не надо было так разухабисто выходить на замерзшее крыльцо, ишь, «охотничек». Ладно, одет был тепло, не ушибся сильно, и Слава Богу!
Закралась, конечно, подленькая мысль, что охоты не будет, но я не охотник, я – организатор процесса, примет не знаю, поэтому профессионалам настроение портить не рискнул. Тем более в шесть утра спиртное еще не продают. И что? Отменять договоренность с продавщицей, которая должна была ждать нас с ящиком водки у заднего крыльца магазина?! Я вас умоляю. Мои охотники, а собралось их человек пять, здесь бы меня и пристрелили. Надо отдать должное, Валя и ящик нас ждали. Ну, собственно, мы и отдали должное за утренние хлопоты, и теперь уже ничего не мешало начать охоту!
Приехали на «точку» (так сказали два сопровождающих егеря) и замерли, прислушиваясь. Судя по всему, никто ничего не услышал… Меня завели в какой-то лесок, посадили под какой-то пенек и приказали «бдить», еще это называется «сидеть на номерах». Номеров вокруг не видел, но сидел не шелохнувшись. Было тихо. В чем конкретно это бдение должно было выражаться, никто не объяснил, поэтому бдил я самозабвенно на свой страх и риск…минут сорок, потом задумался, а, собственно, чего или кого я бдю. Размышления быстро переросли в возмущение и я начал громко протестовать. Оказывается, этого от меня и ждали – забегали, засуетились, запричитали (откуда только и взялись-то!), в общем, захотели водки. Не звери, как понимаете, – охотники! И почему именно я должен был дать отмашку? Наверное, какая-нибудь очередная примета, но и не дать ее я не имел права. Охота началась!!! Где-то после третьего тоста, егеря стали проникновенно-доброжелательными, охотники близкими, а дичь весьма доступной. Смущало одно: возникшее вдруг предложение снова пойти на номера, было не без раздумий, но решительно отвергнуто егерями. Пристально вглядываясь в водку, они заявили: «Дичи сегодня не будет…». Я вспомнил про утреннее падение и спросил с надеждой: «А что будет-то?». На меня посмотрели с искренним изумлением: «Будет охота!» (позже, когда случилась настоящая охота, я понял, что никто из профессионалов выпившим на зверя не пойдет, и все сегодняшнее действо было задумано и организовано для меня, как предновогодняя шутка, но тогда я этого еще не знал…).
В этом живописном лесочке охотились мы еще часа три и не то чтобы все время пили, нет, стреляли по бутылкам в воздухе и на земле, на спор и даже на деньги сбивали колышки с двух выстрелов. В общем, веселились. И было действительно весело! Но мысль о добыче меня, отмазавшегося на целые дополнительные сутки, не покидала. Не могу же я вернуться пустой! Сторонники нашлись быстро: все понимали, что пребывание на охоте без дичи недоказуемо.
Оставив измученных «охотой» егерей на поляне, поехали мы по округе. Колесили около часа, заезжая то в один, то другой населенный пункт, но кроме теленка из дичи ничего нам предложено не было. Теленка брать не решились, а решились заехать в последнюю перед возвращением деревню «на удачу!». Я и предположить не мог, что в этой небольшой и ухоженной области сохранились еще такие реликтовые поселения – покосившиеся дома, журавли-колодцы, скамеечки у ворот, отсутствие дорог и ближайших остановок транспорта. Как по хорошей жизни сюда добраться и не знаю! Въехали, а куда податься не представляем, домов-то всего с пару десятков, на единственной улице никого… В тот момент, когда тоскливо подумалось, что утреннее падение даром не проходит, и появился мужичок, ну прям с картинки – шапка-ушанка, распахнутый тулуп, и, хотя было и не холодно совсем, здоровенные валенки. Стоит, пыхтит папиросой (казалось, что это борода дымится – папироску и видно-то толком не было) и смотрит на нас с хитринкой из-под кустистых бровей.
- Чего занесло-то вас, добрые люди, в наши края? - спрашивает на удивление сильным, совсем не старческим голосом.
Я, как организатор и инициатор поиска дичи, искренне ответил.
- Дичь ищем, дед.
- Охотники, что ль? - проницательно оглядел нас.
- Они, - сокрушенно покачал я головой. – Охота прошла, добычи нет, как домой-то возвращаться…
- Понимаю, без трофеев никак… - дед сплюнул папиросу, тут же достал следующую и пристально вгляделся в меня. – А деньги-то у вас есть?
- Деньги есть, а толку-то, коли купить нечего…
- Ну отчего ж, пошли, - дед решительно развернулся и пошел к крайнему дому.
Мы быстро за ним. В загоне на подворье блеяли пять упитанных барашков.
- Забирайте хоть всех, пока бабка не видит. Денег много не надо, дайте пару тыщ, и езжайте с Богом.
- Пару тыыщ, - удивленно протянул я, но дед истолковал мои слова по-своему.
- Понимаешь, бабка на опохмелку вообще не дает, а где живые деньги взять-то? Или дорого? – глаза блеснули, и он невольно сглотнул. Видать, очень надо было.
- Так зачем тогда баранов держать?
- Та приезжают закупщики от случая к случаю, мать их… Платят копейки, да и забирают. Самим-то нам никак не вывезти, рынок далеко, да там еще поди поторгуй попробуй – тому занеси, этому, если даже пустят… А так: и самим мясо когда-никогда, и денежка кое-какая. А потом двигаться не будешь – так на печи и останешься…
Я лихорадочно соображал: заброшенная деревня, мы выпившие, дичи нет, а тут – вот она, и кто потом дома разберет: косуля это или баран… Но брать пять баранов за «пару тыщ» совесть, конечно, не позволяла…
- Ладно, дед, вот тебе пять тысяч, мы берем двух баранов и отваливаем. Дед оторопел – пять тысяч и всего двух баранов. В чем подвох-то? Но нас всего пятеро, куда нам больше?
- Ну что ж, дело ваше, давай, - недоверчиво протянул руку, а я - пять тысяч рублей.
Он одернул руку: вот оно, подвох-то в чем!
- Ты чего даешь мне такое? Пять тысяч давай.
Теперь уже оторопел я.
- А я что даю?
- Фантик какой-то цветной. Что я не знаю, как тысячные выглядят? Вот пять штук и давай!
До меня начало доходить: протягивал я ему ОДНУ купюру! "Пятитысячные" появились совсем недавно, и до этой деревни, видать, еще не дошли. Что делать? Два вожделенных трофея – вот они, совсем рядом, а взять не можем – других денег ни у кого не было. Так, по мелочи… А дед продолжал ворчать: «Знаем мы вас городских. Думают, в деревне живем и как деньги настоящие выглядят не знаем, да и вообще, что в мире делается, не ведаем. Ошибаетесь!».
- Дедушка, да поверьте вы, сейчас пять тысяч одной купюрой выпускают, смотрите вот и цифры, и знаки водяные, и…
Как я расписывал достоинства новой «пятитысячки», уже и не вспомню, но думаю, что даже бараны заслушались, а Центробанк, если бы услышал, так и вовсе обзавидовался бы. В любом случае, уезжали мы с приятной тяжестью в багажнике и чувством исполненного охотничьего долга. Кстати, дома никто так и не догадался про честно добытую на охоте «косулю», но вам-то я могу правду рассказать…
О да! Все ,кто жил в Стране,которой сейчас нет -поймут вас!1Продолжайте!
«Горячая» новость или волшебная сила искусства.
Времена были трудные.
Кто жил в начале девяностых в сознательно-трудовом возрасте, помнит. Долго объяснять не буду, но были дни, когда, подкалымив на своей старенькой «семерке», сосиски покупал поштучно. И не потому, что завтра свежие будут, а потому, что денег было ровно столько. В общем, средств к существованию в описываемое время отчего-то совсем не было.
А жизнь-то продолжалась, развлекаться все равно хотелось. Вот и купили мы как-то на предпоследние сбережения билеты в Театр эстрады на празднование годовщины программы «Времечко» (ну уж извините, какие годы – такие и развлечения). Была тогда популярная программа по московскому каналу, где ежевечерне Лев Новоженов, Яна Поплавская, Ольга Грозная (помните таких?) рассказывали об актуальных московских событиях. Фишкой программы были 50 рублей, которые каждый раз вручались телезрителю за самую интересную сегодняшнюю «горячую» новость (для тех, кто далек от 90-х, это современные 500-700 рублей. Пустячок - а приятно).
Билет на концерт примерно столько и стоил (балкон-балкон!), афиша обещала много говорящих и поющих знаменитостей, мы давно никуда не выбирались, на улице – теплая ободряющая весенняя погода. В общем, решились.
В начале вечера Л. Новоженов объявил, что и сегодня за лучшую новость будет вручен приз. Плюсом к стандартным пятидесяти рублям победителю достанется подарок от спонсора – медицинской страховой компании – полис на ребенка на сумму 1000 рублей или страховая премия 500 рублей, если полис, вдруг, не нужен. Вышел квадратного вида дядечка, чего-то там в рамочке показал (нам с балкона не очень видно было), дежурно признался в любви к «Времечку» и размашисто удалился.
Концерт начался… Я не очень слушал, т.к. думал, какую бы такую актуальную новость написать, чтобы денег подзаработать. И придумал…*
* «Горячая» новость с отвлечениями.
Мы – студенты-медики на картошке!
Боже, сколько великолепных слов собралось в одном коротком предложении: «студенты», «медики», «картошка», а значит: «молодость, романтика, любовь" и целый месяц без занятий!
В общем, у кого какие ассоциации, но все равно классно!
Один огромный барак с двумя помещениями – коек на тридцать-сорок каждое, большим общим коридором с сушилкой для обуви и верхней одежды. Налево-девочки, направо-мальчики. Уставшие после работы, вяло бредущие к временному жилищу студенты под уже промозглым сентябрьским дождичком. Красота!
Чего главного хочется в такие минуты? Правильно: петь и выпить! Петь тогда любили А. Розенбаума – его «Заходите к нам на огонек» и «Гоп-стоп» мы и голосили, а вот выпить…Надо сказать, в совхозе «Борисово», где проходила наша смена, проблемы с алкоголем были во всех смыслах – и в количестве регулярно выпивающих, и, как следствие, в отсутствии спиртного в магазинах. Крепкое продавали с 11:00, когда мы были уже далеко в поле, а в пять-шесть вечера по возвращении в пару продмагов по пути и смысла заходить не было.
Был еще спирт, заботливо привезенный нашими руководителями, но он подозрительно быстро закончился. Один из начальников по фамилии Левчук – маленький, лысенький терапевт представлялся всегда так: «Запомните, фамилия моя Левчук – Лев и маленький «чук»». Добрейший преподаватель, который иногда в порывах хмельной щедрости даже делился с нами остатками спирта, со временем, правда, все реже и реже, пока и сам не впал в похмельную задумчивость.
Второй – высокий, высохший судебный медик, со странной фамилией Дербоглав – полная противоположность милейшему Левчуку. Общался с нами редко, сквозь зубы, благо и видели мы его тоже нечасто: видимо, предпочитал выпивать в одиночестве, дабы не дискредитировать высокое звание «судебного медика». Только через два года, на пятом курсе, мы оценили насколько этот «картофельный отшельник» ненавидел студентов! И были отмщены только тогда, когда на всех столбах по Большой Пироговской появились объявления: «Продается позолоченный Дербоглав старинной работы» с указанием телефона кафедры судебной медицины. Сколько же было простой и искренней студенческой радости, когда на кафедру посыпались звонки: «Скажите, а что такое «Дербоглав» и сколько он стоит?».
В общем, спирт неумолимо закончился и оставалась «Золотая осень». Вино - 14 градусной крепости продавалось в стеклянных бутылках из-под газировки и при первом знакомстве казалось, что и по вкусу не сильно отличалось. Именно «при первом знакомстве» (впечатления о моих с ним «знакомствах» читайте в рассказе «Дети подземелья»).
Вот этими, не очень приятными воспоминаниями о коварном во всех отношениях напитке я и поделился со своей отчаянно-хоровой бригадой, дружно голосящей про «суку подколодную» и упоенно про «взгляд, б..ть, тверезый». После моего предупреждения, никто из «наших» этой газировкой не злоупотреблял, но это мы такие умные…
Как-то поздним вечером, когда, лежа в кроватях, разговоры про выпивку уже плавно сошли на нет, а про женщин только начались (о чем еще говорить молодым мужикам на вынужденно-картофельном воздержании?), дверь нашего барака вдруг резко распахнулась и в освещенном проеме изголодавшимся взорам предстала изрядно пошатывающаяся женская фигура. Для пущей стабилизации она крепко уперлась двумя руками в распор дверного проема.
Затем медленно, и, как ей видимо казалось, с изощренным прищуром, обвела взглядом весь барак (а что там видно в темноте после яркого света?) и, собравшись с силами, совершила решительный марш-бросок до ближайшей, благо незанятой, кровати. Там наша шалунья, а каждый из тридцати мужиков мысленно считал ее уже своей, начала неуверенно – руки не очень слушались – раздеваться. Где-то после платья, она вдруг задумалась и томно спросила: «Ну что молчим, бабоньки?». А потом, сладко потянувшись на фоне все еще освещенного дверного проема, обрисовав всю свою заманчивую восхитительность, соблазнительно вздохнула: «Эх, ща бы сюда мужичка...!». Ну тут уж восхищенный зал грохнул!
И снова концерт…
Все эти воспоминания пронеслись в моей голове, пока я быстро писал, без излишних подробностей, конечно, про пьяную студентку и главную сегодняшнюю «горячую» новость: «Девушки на картошке думают о том же!».
Наскоро свернув листок, я отправил его на сцену.
Концерт шел долго. Очень… В какой-то момент, глядя, как изрядно уставший зритель уверенно потянулся к выходу, я даже вспомнил фразу из к/ф «Спортлото-82»: «Пытка апельсинами продолжалась два часа». Наша уверенно приближалась к четырем, когда приглашенный к тому времени Дм. Дибров, наскоро разбирая многочисленные записки, вдруг остановился на одной, рассмеялся и показал ее Ольге Грозной. Я был абсолютно уверен, что это моя.
Когда Новоженов, наконец, сообщил, что ведущие готовы назвать победителя, и начал читать мою историю, я ничуть не удивился, только вскочил и быстро побежал по лестнице в партер. Уверенно крикнув на ходу администратору у двери: «Это моя записка!», рванул прямиком на сцену за своими «кровно-заработанными» страховыми.
На сцене же тем временем какой-то кучерявый исполнитель уже пел под гармошку свои «кучерявые» частушки и все никак не заканчивал… Я нетерпеливо ерзал на кресле в первом ряду, пока Новоженов не обратился ко мне.
- Судя по тому, как Вы решительно выбежали на сцену, это Ваша записка – победитель? Под аплодисменты изрядно поредевшего зала я гордо поднялся на сцену. Представился.
Рука у Льва оказалась вялой и безжизненной, зато Дибров поздравил крепко и со смешинкой в глазах.
Казалось, карман мой сам оттопырился в ожидании квадратного страховщика со своей (мысленно, уже моей!) премией.
Между тем, сквозь золотой дурман я услышал Новоженова, доставшего помятую бумагу из внутреннего кармана пиджака.
- Нам тут поступила еще одна записка: «Здравствуйте, меня зовут Светлана из Москвы. Я мать троих детей, один из которых болен церебральным параличом, но несмотря на сильную занятость, я сегодня пришла на концерт, т.к. очень люблю вашу передачу…».
- Я думаю, будет правильно, - продолжил он, - если Вы, конечно, не возражаете, - взгляд в мою сторону, - чтобы мы передали страховой полис этой замечательной женщине. Страховщик не вышел, карман захлопнулся, губы «закатались», и я произнес:
- Конечно, не возражаю.
- Ну вот и хорошо, - с облегчением произнес Новоженов, - Светлана, Светлана, выйдите на сцену.
Никого!
- Вы знаете, - уверенно сообщил ведущий, - наш концерт продолжался так долго, что Светлана, наверное, не дождалась, и уехала к детям, но в ближайшем выпуске «Времечка» мы обязательно сообщим ей о нашем замечательном призе. Ну а Вам…
Из кармана брюк он достал и протянул мятый полтинник.
Почему-то мне стало противно.
- Давайте мы и пятьдесят рублей тоже передадим Светлане - ответил я.
Ольга Грозная (очень красивая ведущая – победительница какого-то из конкурсов красоты), улыбаясь и ободряюще подмигивая, вручила мне три шикарные бордовые розы, и концерт закончился.
Вы же понимаете, что выход из театра сопровождался ободряюще-сочувственными взглядами на меня и завистливо-снисходительными – на жену, с подаренными розами в руках.
Надо ли говорить, что ни в одном из следующих выпусков «Времечка» никто Светлану так к ответу и не призвал…
И вот поздней осенью звонит мне однокурсница и весело заявляет: «А я тут тебя по телевизору видела в программе «Времечко»». Сердце екнуло, а вдруг я что-то пропустил и Свете повезло, все-таки.
«…Только я не очень поняла: они-то концерт свой показывали, а ты Ольге Грозной цветы вручал, что ли?».
Я ей все рассказал, и мы долго смеялись, вспоминая Райкинскую «Волшебную силу искусства».
Кстати, и Дибров потом в одном из много позже замеченных постов разместил мою историю уже как свою)))
А мне и не жалко!
САНКИ
Не может быть! Не может быть, что есть такой читатель, который не помнит то время, когда новогодние праздники продолжались всего два дня и третьего января все дружно выходили на работу? Хотя, конечно, за нынешними длинными похмельно-разгульными немудрено и забыть, но это было и совсем недавно!
Теперь, вооруженные этим знанием-воспоминанием, постарайтесь представить, насколько важна ночь перед работой, когда после всех, скажем вежливо, новогодних торжеств, так важно было как следует выспаться. Представили?
Так вот…Примерно в два-полтретьего ночи третьего января меня разбудили настойчивые прерывистые гудки автомобильной сигнализации. Дома наши – стандартные девяти - двенадцатиэтажки – образовывали своеобразный колодец, поэтому ко всем обычным звукам: плачу или смеху детей на детской площадке, лаю собак, чьей-то ругани, работающим автомобильным моторам давно привыкли и относились спокойно. Но вот эти пронизывающие звуки…ночью… безостановочно…
Я заворочался, а жена сказала:
- Вот придурок какой-то, его машина уже час орет и ничего.
- Что гудит-то? – спросонья затупил я.
- Догадайся, сигнализация, наверно!
- Была бы сигнализация – мертвый поднялся бы уже!
- Значит, не мертвый, а мертвецки пьяный, - съязвила жена, намекая на вчерашнее утро.
- Да, видно, это мне наказание, - согласился я.
- Тебе-то понятно, а вот нам всем за что? – спросила она не очень уверенно, видимо, воспоминания о прошлом дне и ей давались с трудом.
Говорить приходилось чуть громче обычного ночного шепота – гудки гулко раздавались между домами.
- Вот ведь козел, - решительно вернулась к теме жена.
- Да уж, - ворочаясь и понимая, что все равно не усну, согласился я. – Пойду на балкон, может пойму, откуда звук.
- Оденься, простынешь - вяло озаботилась она.
Выйдя на балкон, понял, что не одинок – во многих окнах горел свет, на балконах мерцали огоньки сигарет. На фоне гудков показалось, что нарастает глухой ропот недовольства. А может, это шумели периодически пролетающие над нами самолеты. Работающей сигнализации ничьи фары откровенно не подмигивали и догадаться, откуда звук можно было лишь примерно. И тут закрались первые сомнения…
Надо сказать, машина у меня была хорошая (по тем временам, конечно).
Белая «семерка», в экспортном исполнении, т.е. качество сборки и отделки выше обычного. Купил у приятеля, вернувшегося из нашего консульства в Гамбурге (во, куда мы тогда наши машины поставляли!). Зная его исключительную дотошность и аккуратность, машину можно было и не осматривать. Да и что я там, обыкновенный «чайник», при осмотре мог такого разглядеть? Разве особенную «семерочную» гордость – анатомические сидения, вызывавшие законную зависть у всех предыдущих моделей. Они и впрямь были очень удобными, а тут еще и обитые «ненашенским» заграничным велюром с особым запахом свободного западного мира… Ууух, красота!
В общем, в цене сошлись быстро, на вопрос о недостатках он ожидаемо ответил, что их нет… Потом, правда, задумался и добавил: «Вот только по документам в ней установлена сигнализация, но она никогда не работала, где она не знаю – захочешь, разберешься». Машину я купил еще осенью, начало девяностых временем было неспокойным, а потому занятым, и хотя у школьного друга был свой автосервис с непритязательным названием «Мотор», руки «разобраться» все «не доходили» (кстати, всегда задумывался над смыслом этой русской пословицы «руки не доходят» - не дотягиваются, не берут, не делают, а именно, «не доходят»).
И почему, стоя на заснеженном балконе, я вдруг вспомнил об этом не знаю, видимо, праздниками или сигнализацией, навеяло.
Повинуясь настойчивому внутреннему голосу, пошел в коридор, быстро оделся и обреченно буркнув жене: «Пойду, посмотрю», выбежал из квартиры.
Машины в нашем дворе стояли кучно, будущих «ракушек», а тем более, поздних стоянок со шлагбаумами еще и в помине не было, поэтому автомобилисты загоняли свои железные табуны кто куда мог. Еще издали, проходя мимо тут и там разбросанных остатков петард и хлопушек, я понял то, к чему внутренне уже был готов – звуки издавала именно моя «неработающая» сигнализация. Причем делала это методично, с явным удовольствием, наслаждаясь за все долгие годы молчания на чужбине. С..ка!
Дальше вариантов было всего два: первый – пройти мимо, демонстрируя, что просто вышел подышать свежим воздухом в три часа ночи перед работой, поставив безопасность машины под явную или тайную угрозу. Второй – идти к машине, под ту же «тайную или явную угрозу» подставив себя. Учитывая количество «светлячков» на балконах, публика пребывали в томительном и явно недружелюбном ожидании… Добавьте к этому, что я понятия не имел, где у «Электроника», ну, т.е., у сигнализации, находится спасительная кнопка «Выкл.», и вы поймете всю противоречивость моих чувств.
В конце концов, с беспорядочными мыслями о своей ответственности и недостойной мужчины трусости, я подошел к машине. С ближайшего балкона второго этажа, несмотря на продолжающиеся гудки, явственно донеслось: «Проснулся, наконец, сволочь!». Инстинктивно захотелось пригнуться – чего-чего, а пустых бутылок после праздников хватало у всех. Но ничего не случилось - я так понял, двор замер в ожидании моих решительных действий. Замер и я. А что было делать – раз заработала сигнализация, машина, скорее всего, заблокирована? …
Сделал единственное, что мог в этой ситуации – вставил ключ в замок и, на удивление, легко открыл дверь. Сигнализация замолчала. Где-то наверху вяло хохотнули, внизу смачно выругались, ну а я размышлял, что же дальше? Оставаться на месте было решительно невозможно: ночью моим соседям-почитателям выходить быть может и не хотелось, но вот утром… Хочешь-не хочешь, а пройдешь на работу мимо, да и пнешь аппарат с удовольствием от переизбытка ночных ощущений. И это еще в лучшем случае. В «нейтральном» - нацарапаешь чего-нибудь душещипательное, а уж что в «худшем», думать и вовсе не хотелось.
В общем, машину я перегнал в соседний двор - завелась сразу, как будто извиняясь - вот, что значит экспортная сборка! Тогда я полагал, что таким нехитрым маневром обезопасил и себя, и машину. Наивный…Вы ведь пытливый читатель? Конечно! Тогда обязательно спросите: «Ну и причем здесь санки?». Объясняю – я рано расслабился. Не прошло и двух дней, как ночью во дворе из машины сняли мои любимые передние анатомические сидения. В утешение оставили, задние, но настроение лучше не стало. И эта, с…ка, сигнализация даже не ойкнула!
Что делать в такой ситуации? Только звонить знакомому мастеру в «Кунцево». А где еще можно было найти сиденья от «семерки», причем, не факт, что не мои. Ааа, внимательный, а главное современный, читатель опять спросит: «Ну а Кунцево-то здесь причем?». Терпеливо объясняю: сейчас это трудно представить, но автотехцентр «Кунцево» в те годы – автомобильный рай на земле, крупнейший и престижнейший сервис всех времен и народов.
Попасть на «небо», где ремонтируют ваших «ласточек» или «четвероногих друзей», можно было двумя путями. Первый - для обычных людей – через огромную очередь, несмотря на предварительную запись с ночными отмечаниями, когда проехав заветные врата, вы мгновенно превращались из счастливого автомобилиста в назойливого клиента. Гарантий, что все необходимые запчасти будут в наличии не было никаких - система заточена на то, чтобы в этом «раю» вы прошли все круги ада и полностью отдали загодя накопленные деньги, пока окончательно не отремонтируете своего железного друга. Второй путь – через мойку. Три рубля охраннику, заветная фамилия мастера – и ты внутри. Этим путем пользовались две категории – друзья и «нужные». Я проходил по категории «друзей» поэтому проезжал обычно уверенно на чисто вымытой машине. Но как быть в этот раз? Нет, мастер сказал: «Приезжай, с сиденьями что-нибудь придумаем…».
В нынешнее время вам, конечно, привезут, установят прямо на месте, еще и скидку дадут, за то, что обратились именно в их компанию (не ценим мы современный сервис, не ценим!). А тогда? Добраться-то как? Вы когда-нибудь пробовали проехать в машине пол Москвы без передних сидений? Нет? И слава Богу! Скажу сразу, табуретка, а это первое, что приходит на ум, отпадает, даже низкая. Сиденья еще ниже. Пластиковый ящик – откуда он взялся на балконе не помню – не подошел, опять же, по высоте. Толстые большие книги немедленно рассыпались, а на набросанных телогрейках, оставшихся со студенческих «картофельных» времен, абсолютно некуда девать спину.
Вот и добрались, наконец, до названия рассказа – «Санки»! В этой ситуации выручили обычные советские санки с алюминиевой спинкой, найденные на балконе, на которые я и положил те самые телогрейки. Не знаю о чем думал охранник на автомойке, провожая меня долгим удивленным взглядом, но доехать удалось относительно комфортно с чувством гордости за свою находчивость.
«Что-нибудь придумаем» от мастера выражалось в двух весьма бэушных, но вполне еще «живых» семерочных сиденьях, без заграничного велюрового шика, конечно, но зато мягких и привычно удобных. Поэтому весь обратный путь санки мои проделали там, где им и дОлжно – в багажнике автомобиля.
А когда через пару дней и эти сиденья благополучно экспроприировали (наточил ведь кто-то же такой большой зуб на меня и машину!) на балкон даже и идти не пришлось – в багажнике все еще томились спасительные санки. А пришлось – в магазин за новой сигнализацией. Кстати, следов «старой» в упомянутом кооперативе «Мотор» так и не обнаружили. Нет бы сразу в магазин! Но мы тогда, в начале девяностых, все были малость дурные и безбашенные.
А может, не только мы, но и время?..